Людям, любящим труд посвящается

Трудно сказать, почему в 1988 — 1989 годах я всеми правдами и не правдами снимал это «Производство». Возможно, это было вызвано любопытством и детским опытом жизни в 11 Рабочем переулке, которого уже нет на карте Москвы. Он располагался между тремя заводами — Серп и Молот, Красный Путь, и заводом имени Войтовича. Каждое утро, мимо наших окон на некую таинственную «работу» шли люди, а вечером возвращались с нее домой. Некоторые не доходили, и засыпали в кустах сирени на детской площадке.

А может быть воспоминаниями о месячной школьной практике оператором токарного револьверного станка на заводе Пневмстроймашина, или фразой из дневников Максима Горького — «Я люблю труд, я могу часами смотреть, как грузчики разгружают баржу». В простой фразе, был какой то ускользающий тайный смысл. Возможно, меня просто захватила, вдруг открывшаяся возможность снимать это буйство фактур и типажей.

Так же, нет ответа, почему материал в негативах пролежал не тронутым до начала 2000 года и потом еще, почти десять лет я то брался за работу с ним, то снова откладывал. Может быть, я был занят другими делами — семья, карьера, зарабатывание денег. Может быть, дело, в иногда накатывающем, недовольстве собой, за то, что на моих руках нет мозолей, под ногтями чистота и завтрак у меня порой начинается тогда, когда нормальные люди идут в столовую на обед. Возможно, меня останавливала наивность и простота картинок и очень плохое качество негативов. Может быть, в том и в другом и в третьем или в чем то еще чего я пока не понял.

Под фотографиями нет подписей, когда и на каком именно заводе или фабрике снят тот или иной кадр. Мне кажется это уже не важным. Все они были похожи. Наступило новое время, цеха переделали под офисы. В них трудятся другие люди, хорошо одетые, порой с двумя высшим образованиями, производя маркетинг, консалтинг и другие интересные штуки, иногда даже гламур. Но бывает, что посещая эти места, мне сквозь глянец «евроремонта» чудятся закопченные потолки цехов, запах охлаждающей эмульсии испаряющейся на раскаленном резце, шум непонятных механизмов и голоса, людей которых как бы уже нет.

Владимир Жаров, Москва. 2009 г